Источник: flickr.com; Автор: FaceMePLS
«Все это время Пражскую весну можно по праву считать самым политизированным периодом «истории» коммунистической власти: дискутировали где только могли: в трамваях, в поездах и в пивных (там, конечно, с наибольшим рвением), искали альтернативу, высказывали несогласие, но самое главное – никто не боялся говорить. Это было чем-то новым: существовала свобода высказывания в самом элементарном смысле слова. Эта политизированность проявлялась и в том, что позже не повторилось: люди ежедневно читали газеты, причем покупали не одну, а две-три-пять. В субботу все стояли в очереди за свежим выпуском «Mladá fronta» («Молодой фронт»). Тираж газеты Literární noviny («Литературные новости») был небывалым: когда вышел манифест «Две тысячи слов» он достиг 100 тысяч экземпляров» — так вспоминал о событиях весны и начала лета 1968 года Милослав Петрусек, издатель самиздатского журнала «Социологический обзор».
Он ежедневно покупал все печатные издания, какие только мог достать, и прочитывал их от корки до корки в одном из пражских кафе. Цензура, бывшая повсеместной, тогда de facto перестала существовать. Вот только некоторые жители Чехословакии говорили, что боятся полной свободы слова и их в то время считали выразителями страхов Москвы.
О социологе и диссиденте Милославе Петрусеке снова вспомнили из-за очередной годовщины Пражской весны, потому что он всегда настаивал, что историю создают не только факты и официальные события, но и переживания, судьбы и опыт обычных людей. Он сам старался рассказывать о событиях 68-го не прибегая к изложению фактов, а лишь стараясь передать атмосферу, царившую в то время в обществе.
Эту атмосферу создавали, например, студенты, организовавшие в мае очередной студенческий праздник – «маялес». В 60-х это традиционное майское шествие и фестиваль запретили, поэтому когда в 1968 году студенты вновь вышли на улицы, это было воспринято как один из признаков свободы. Тогда самые смелые участники несли в руках плакаты с политическими лозунгами. Нынешние студенты решили воссоздать исторический протест в этом году в Праге и даже переоделись в костюмы того времени – надели пилотки или повязали красные галстуки. Во главе колонны они пронесли герб Чехословацкой социалистической республики с пятиконечной звездой и тогдашнее знамя Карлова университета, в шутку украсив оба флага пивными кружками, чтобы казалось, что лев – один из символов государства – пьет пиво.
«Пражская весна» – как символ надежды общества на перемены – все еще жива. В современной Чехии есть множество возможностей больше узнать о культуре того периода и ощутить атмосферу того времени, например, посетив продолжающиеся весь год в разных кинотеатрах показы фильмов режиссеров «новой волны» или фестиваль классической музыки, который тоже называется «Пражская весна». Во время фестиваля можно услышать «Музыку для Праги», написанную в 1968 году в эмиграции композитором Карелом Гусой.
Один из концертов фестиваля посвящен словацко-чешским отношениям, ведь реформы Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ) касались и Словакии, автономию которой планировалось усилить. И это стало единственным выполненным пунктом Программы действий, написанной коммунистами-реформаторами.
Программа действий КПЧ, обнародованная весной 1968, предусматривала свободу высказывания, практически полную отмену цензуры, возвращение гражданам права на свободу собраний, возникновение общественных организаций, объединений и союзов. Не допускалось лишь появление оппозиционных партий. Стоит отметить, что это был не просто манифест. Параллельно шла подготовка законов, которые бы позволили воплотить в жизнь все его пункты. Чехословакия путем реформ стремилась решать не только общественные и социальные проблемы, но и экономические.
Такие «фривольности» не могли не волновать советское руководство, которое сначала довольно благоприятно отнеслось к новому чехословацкому руководству во главе с Александром Дубчеком и его политическому курсу. На 23 марта 1968 в Дрездене было назначено совещание представителей коммунистических партий соцлагеря. На нем присутствовали делегации Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, СССР и Чехословакии. Из уст союзников звучали предостережения о риске углубления либерализации и очерчены границы, за которые реформистские попытки выходить не должны.
Вот только затормозить реформы не позволило общество. В конце марта появилось объединение K 231 (буква «К» означала клуб), представляющее интересы чехов и словаков, которые подверглись репрессиям после коммунистического переворота 1948 года. Его целью было добиться реабилитации всех осужденных по политическим причинам или по статье «за подрывную деятельность». В это же время начал действовать и Клуб ангажированных беспартийных, который выступал за уравнивание в правах беспартийных и членов коммунистической партии, так как первые не могли расти по карьерной лестнице выше определенных должностей.
«Пражская весна стала бурной как для коммунистов, так и для беспартийных. Их объединяла вера в необходимость исправить скомпрометировавшие себя идеи, модернизировать партию и таким образом дать толчок для развития международному левому движению», — писал Петрусек.
«Невыносимость жизненных обстоятельств — и так можно характеризовать эпоху, непосредственно предшествовавшую весне 1968 года, — рассказывает Йитка Вондрова, сотрудник Института современной истории Академии наук Чехии, которая одной из первых стала изучать события Пражской весны, когда это стало разрешено — после Бархатной революции 1989 года. — С этим в большей или меньшей степени были согласны все слои чехословацкого общества — от рабочих по интеллигенцию. Но интеллигенция ясно выражала протест и несогласие с политической ситуацией».
В полной мере конфликт партии и интеллигенции проявился во время очередного съезда Союза чехословацких писателей в июне 1967 года, на котором сегодня уже известный писатель Милан Кундера не прочитал подготовленную заранее согласованную с партийными чиновниками речь, а призвал участников съезда к свободному обмену мнениями. В ходе дискуссии было даже зачитано письмо Александра Солженицына съезду советских писателей, обнародованное в парижской Le Monde. Это произошло вопреки протесту делегации КПЧ и при бурном одобрении пленума. При этом в самом СССР письмо это зачитано не было.
Не стоит забывать и еще об одной инициативе. Одним из главных документов «Пражской весны» наряду с Программой действий КПЧ слало воззвание «Две тысячи слов», в котором содержались призывы к ускоренной и более радикальной реформе партии, при этом именно на нее возлагалась надежда на перемены. Именно с его появлением попытка построить «социализм с человеческим лицом» стала восприниматься в партийном руководстве Советского союза как угроза, ведь сразу после публикации манифеста его подписали десятки тысяч человек. Первыми тридцатью подписантами были звезды эстрады, интеллектуалы, публицисты, ученые. Автор — писатель Людвик Вацулик, составивший текст вместе с несколькими сотрудниками чехословацкой Академии наук.
Вот только власти объявили манифест контрреволюционным. Как вспоминает в интервью Радио Свобода эстрадная звезда Ивонн Прженосилова, власти стали незамедлительно преследовать первых подписантов: «Мы тогда впервые столкнулись с феноменом анонимного психического террора – началась телефонная травля. Телефон у нас дома звонил круглые сутки, днем и ночью. Скорой расправой угрожали какие-то неизвестные люди, которые представлялись то как ударники, то как колхозные доярки. Никого из них я лично не знала, а на вопрос, откуда у них мой номер, они принципиально не отвечали. Они обещали повесить меня на уличном фонаре, предварительно побив камнями. Согласитесь, для молодой девушки это не самая радостная перспектива. Поэтому я долго не колебалась и почти сразу после советского вторжения — 27 августа — покинула родину». Репрессии против рядовых подписантов начались сразу после оккупации, в начале 70-х.
«Пражская весна» началась как несколько запоздалая попытка десталинизации страны, которая жаждала глубоких коренных изменений — и именно поэтому вскоре, под влиянием спонтанного движения общества, переросла в процесс, который начал отсекать не только сталинское наследие, но и основные характеристики режима. Из попытки реформировать политическую систему родилась революция, закончившаяся вторжением целых пяти армий Варшавского договора в Чехословакию 21 августа 1968 года», — отмечает историк.
Польша была в числе этих пяти стран. Варшава поддержала решение об оккупации, принятое в Москве, где до сих пор называют случившееся «вторжением». Польша оказалась в числе первых стран, которые попросили прощения за произошедшее. Задолго до того, как Михаил Горбачев, говоря о событиях 1968 года, заявил о «неадекватной акции», польский сенат и сейм осудили оккупацию Чехословакии. Польский парламент принял резолюцию, осуждающую военную интервенцию, в день 21-ой годовщины оккупации Чехословакии — 21 августа 1989 года.
Несмотря на все сложности и перипетии «Пражская весна на самом деле грандиознейший эксперимент реформы коммунизма», — подытоживает историк Йитка Вондрова.
