Eastbook

Кайя Путо: В Польше говорят, что спальные районы коммунистических времён страдают «пастелиозом». Что это такое?

Элиза Шчерек: Я даже раздумываю над применением здесь таких понятий, как «тенденциозность», «безумие» или «состояние одержимости» (смеётся). Речь идёт о массовом окрашивании зданий в самые разные цвета. В принципе, целью этого является улучшение их внешнего вида, но эффект получается совершенно противоположным – появляется какофония цветов. Автор слова «пастелиоз» — польский журналист Филип Спрингер, пишущий об архитектуре, который утверждает, что пастелиоз появился как попытка найти лекарство от серости. Но, как это часто бывает с лекарствами, вместо панацеи появилась отрава. Для польского городского пейзажа это очень опасное явление. Понятие «пастелиоз» касается разного рода объектов, однако в отношении спальных районов оно проявляется особенно сильно.

KП: На него прежде всего жалуются  архитекторы и журналисты. Но ведь бывает и так, что жильцы дома сами решают, что фасад многоэтажки будет покрашен именно в этот безвкусный вкус. В конце концов, это их дом и их дело, как он выглядит.

ЭШ: Это не совсем так. Как правило, фасад здания является элементом публичного пространства. Даже если здание целиком расположено на частной территории, как, например, семейные коттеджи, его вид всё равно влияет на эстетику всей улицы. А действия по принципу «я сам хозяин у себя дома» (польск. „wolność Tomku w swoim domku”), который в свою очередь, вероятно, неслучайно родился именно в Польше, к сожалению, часто вносят хаос в пространство.

При этом цвета многоэтажек часто выбираются советом жильцов – органом, не требующим от своих членов художественных компетенций. В одной из своих книг Спрингер описывает по сути абсурдную ситуацию, когда на вопрос о том, кто в совете принимал решение о цветовом решении, он услышал ответ: «Женщины, потому что у них всегда хороший вкус».

KП: Как можно этому противостоять?

ЭШ: Во-первых, решение о цвете должны принимать компетентные лица. Во-вторых, это решение должно соответствовать местным требованиям относительно, например, определённой колористики.  Проблема заключается в том, что во многих городах до сих пор нет таких планов. Говорят, что о вкусах не спорят, однако я считаю, что само формирование вкуса у людей очень важно. Мне кажется, что общее художественное образование, которое дают в школе, не решает этой задачи. Как можно требовать от людей изысканного вкуса, когда наши города выглядят как парки развлечений – цвета кричат, если не сказать, вопят? Замкнутый круг.

KП: Много многоэтажек в Польше «покалечено» ремонтом фасада, хотя благодаря общественным дебатам на эту тему всё чаще можно увидеть скромные, эстетичные решения. Но достаточно ли одной покраски, чтобы улучшить качество жизни в спальных районах?

ЭШ: Конечно, нет. Выполненная со вкусом покраска фасадов, разумеется, может улучшить эстетику района. Тем не менее, она не решит всех проблем, с которыми сталкиваются жилые массивы. И здесь появляется ключевое понятие – возвращение к жизни, или ревитализация, которым в Польше в последнее время злоупотребляют и, что ещё хуже, часто понимают неправильно. Ревитализация – это ряд последовательных, комплексных и взаимосвязанных действий, целью которых является оживить или даже вернуть к жизни пространство, находящееся в кризисном состоянии. Покрасить здание – это едва лишь один шаг на пути к ревитализации. Даже самый благородный цвет не исправит ситуацию в районе, где царит неблагополучная социальная обстановка или функционально-пространственный хаос.

Для того, чтобы взяться за такие комплексные действия, нужны соответствующие инструменты планирования, которые имеют юридическую силу и могут стать основой процесса ревитализации. В Польше они ещё только в процессе создания. Закон, в котором было определено понятие «ревитализация», вышел только в 2015 г.

KП: Чего конкретно не хватает польским спальным районам?

ЭШ: Панельная застройка, как правило, имеет только одну функцию – жилую. Это приводит к тому, что такие районы становятся своего рода «спальнями города». Днём они пустеют, так как люди идут на работу, а вечером там невероятно трудно припарковаться, поэтому появляются стихийные стоянки. В таких районах нет богатой культурной программы и качественных обжитых общественных мест. Пространство между домами не освоено, а отсутствие цельной композиции ведёт к тому, что возникают «ничьи места», с которыми никто себя не отождествляет. Они как бы принадлежат всем, а на самом деле – никому.

Но это всё равно лучше, чем новые районы – в спальных районах, построенных в советские времена, нет недостатка в яслях, школах и детсадах. Неплохо развит и общественный транспорт.

KП: Нет недостатка и в супермаркетах.

ЭШ: Это правда. То, что появляются услуги, которых не хватает людям, естественно, вот только они очень часто вносят ещё больший хаос в общее пространство района. Ведь их расположение не обусловлено композицией района, а лишь тем, где был свободный участок. Этому способствует и необдуманная приватизация, вследствие которой дробится структура собственности в районе.

KП: Кто-то мог бы возразить, что хотя бы нескучо.

ЭШ: Монотонность серости сменилась феерией цвета, которая режет глаз особенно чувствительным личностям, но монотонность форм так и осталась. Пространство жилых массивов часто вызывает у людей чувство хаоса и растерянность. Поэтому так важно придать им отличительные черты, по которым пешеход легко мог бы ориентироваться среди домов.

В то же время пространство районов постоянно забивается точечной застройкой. Новые дома непродуманно втыкаются между многоэтажками, подминая под себя зелёные участки. Речь идёт и о нежилых, и о жилых зданиях. При этом последние часто обносят забором, что разбивает массив – прерывается целостность общественного пространства. Вместо того, чтобы придавать району читаемость, подобного рода изменения лишь усугубляют пространственный хаос. Кроме того, огораживание некоторых фрагментов способствует поляризации общества, которое таким образом делится на лучших и худших.

В связи с этим очень важны и действия, направленные на усиление местной самоидентификации. Интересный пример – гданьский массив Заспа, где художники со всего мира нанесли на стены домов 49 муралов (монументальная картина на архитектурном объекте – Прим. пер.) и планируют добавить новые. Оказалось, что муралы так прочно вошли в язык жильцов, что местные уже говорят, что живут «в доме с точкой» и договариваются о встрече «под Валенсой». Такого рода инициативы помогают бороться с монотонностью пространства и способствуют ориентации в нём, а также формируют у жителей чувство принадлежности к месту, развивают общественные связи. Это один из важнейших аспектов ревитализации.

KП: В Германии на территории бывшей ГДР многоэтажки частично или даже полностью сносятся. Это часто ведёт к изменению их формы: здание перестаёт быть скучной серой коробкой. Можно ли назвать это элементом ревитализации?

ЭШ: Да, немцы в этом направлении действуют очень решительно и последовательно. Широкомасштабная ревитализация ведётся там уже более 20 лет. Длинные многоэтажки перестраивают в отдельные многосемейные дома или уменьшают этажность (например, с 11 до 4 этажей). Но такие решения были бы невозможны, если бы не резкое сокращение количества жителей немецких городов. Особенно страдают от этого теряющие жителей спальные районы. Например, после падения берлинской стены город Котбус покинула треть всех жителей, а один его район – аж почти половина. В немецких спальных районах появляются заброшенные дома, а районы, в которых кто-то ещё живёт, маргинализируются и становятся неблагополучными.

KП: Почему бы не превратить эти пустующие дома в социальное жильё и не поселить там бездомных или беженцев, приезжающих в Европу?

ЭШ: Если в районе уже есть какие-то проблемы, например, массовая безработица, поселение туда новых безработных только усугубит тяжёлую ситуацию. Точно так же и с беженцами, которые с самого начала подвержены дискриминации и, как следствие, исключению из общественной структуры. Зато создание социального жилья в «здоровых» районах и в пространстве города в целом приносит хорошие результаты. Вместо того, чтобы создавать гетто изгоев, необходимо облегчить им интеграцию (первичную или повторную) в общество. Так к этой проблеме стараются подходить в западных странах. Хорошим примером эффективности такой ответственной политики может служить Ирландия, но и Германии не чужда подобная практика.

KП: «Ревитализация» дословно означает «возвращение к жизни», а коль скоро польским спальным районам необходима ревитализация, можно сделать вывод, что некогда жизнь в них била ключом. 

ЭШ: Это не совсем так. Такова была изначальная мысль проектировщиков, но реализация, несомненно, с ней расходилась. Вначале были высокие современные идеи, в которых было место для жилых домов, сферы услуг, школ, детсадов, поликлиник и прочего, а также для зон отдыха – иными словами, для здоровой и привлекательной среды обитания. Но уже на этапе застройки это всё было сведено к втыканию многоэтажек, а от грандиозных планов мало что осталось. Так было не только в Польше, но и во всех странах советского блока. Постройка общественных объектов и налаживание сферы услуг обычно осуществлялось намного позже и в сильно урезанном виде. Однако случались и исключения.

В 70-е гг. в Польше появился проект постройки прототипных жилых массивов. Единственным полностью реализованным объектом стал район Замойского в Замостье. Массив был поделен на шесть частей, оформленных в разной цветовой гамме, что облегчало ориентацию. Топография области застройки позволяла удачно использовать пространство между домами, где появились дворики, скверы и палисадники, а сама архитектура была более камеральная, чем в стандартных панельных районах. Появились и клубы досуга для жителей.

KП: Научили ли чему-то современных архитекторов ошибки их предшественников? С какими проблемами сталкиваются жители новых районов?

ЭШ: Трудно сравнивать условия, в которых работали архитекторы времён коммунизма, с теперешними. Тогда районы строились из других побуждений и в других условиях.

Тогда инвестором было государство, а постройка районов в таком масштабе была связана с необходимостью быстрого обеспечения потребности в жилье, и это стало возможно благодаря интенсивному развитию новых технологий и индустриализации строительства. И всё это сопровождалось соответствующей правительственной пропагандой.

В условиях свободного рынка весь процесс протекает совершенно иначе. Инвесторами являются предприниматели, целью которых стала прежде всего прибыль. Разумеется, в этом нет ничего плохого, но ключевым вопросом является установка определённых рамок, что позволено инвестору, а что нет. Это нужно для того, чтобы личные интересы не вытесняли общественных. В Польше этот принцип ещё не реализуется в полной мере.

С точки зрения некоторых критериев современные жилые массивы выигрывают, но это заслуга строительных материалов, технологических новшеств (например, технологии утепления здания и его звукоизоляции), большего метража и прочего. Однако в общегородском масштабе у меня много замечаний к жилым массивам и я могу сказать, что часто они просто плохие. Такие нарушения, как огораживание жилых комплексов, отсутствие инфраструктуры и общественного транспорта – всё это очень распространённые явления.

Когда я вхожу на огороженную территорию жилого массива, мне кажется, что я попадаю на территорию тюрьмы, и это ещё до того, как за мной закроются ворота. Главным публичным пространством там является улица, забитая припаркованными машинами – очень печальное зрелище. А когда родители хотят ненадолго выйти погулять с ребёнком, им приходится садиться в машину и ехать в парк, потому что в шаговой доступности парка нет. Это неправильная модель жизни в городе.

KП: Со времён перестройки огороженные жилые комплексы иногда называют «заповедниками для богатых».

ЭШ: Действительно, это продолжается с 90-х гг. В Варшаве уже далеко за четыре сотни таких массивов, поэтому – и это очень важно – огороженные жилые комплексы доступны по цене не только богатым, но и представителям среднего класса, хотя они по-прежнему позиционируются как элитное жильё. Огораживание касается не только самих жилых объектов, но и всей прилегающей территории. Стандартным примером такого района является целый городок Марина Мокотов в Варшаве.

Особенно нездоровой можно назвать ситуацию, когда закрытый охраняемый район появляется по соседству с уже существующей застройкой. Пример тому – строящийся в Кракове жилой массив Новые Чижины, который расположен в непосредственной близости от района с панельной застройкой и от взлётной полосы бывшего военного аэропорта, который внесён в список достопримечательностей. Новые объекты прежде всего должны уживаться с уже существующей застройкой и образовывать с ней пространственное и композиционное целое, а дальше – выгодно её оттенять, чтобы вместе стать публичным пространством для всех жителей города. Мало того, что Новые Чижины и физически, и символически отрезаны от существующего района, так они ещё и занимают часть аэропорта, что ведёт к тому, что он становится доступным только для «избранных», «лучших». Я думаю, что такое положение вещей особенно болезненно воспринимается детьми, которые не понимают, почему, например, они не могут играть на площадке недалеко от их дома.

KП: Почему власти города позволяют такое самоуправство инвесторов? Всё дело в коррупции?

ЭШ: Я не исключаю, что коррупция в большей или меньшей степени может иметь место, но главная проблема всё же в ещё только зарождающейся в Польше пространственной политике и в приоритете личных интересов над общественными. Прежде всего необходимо отчётливое представление и ясная стратегия развития города, плюс к этому – соответствующие правовые инструменты и общий план, а также исправно функционирующая администрация на всех уровнях. По-прежнему принимаются решения, которые обусловлены не заботой о благополучии города, а личными интересами. Пример – застройка воздушных коридоров в Кракове, который является одним из самых загрязнённых городов Европы. Сначала город заказывает экспертизу, результаты которой говорят о том, что территория не должна быть застроена, чтобы можно было «проветривать город», а потом депутаты голосуют за застройку – абсурд.

KП: Очередные постройки на запылённых озеленённых территориях городов вызывают дискуссии. В последние годы появилось много НКО и неформальных инициатив, организующих протесты и образовательные кампании на тему урбанистики.

ЭШ: Это правда. Что касается городского пространства, я вижу медленно, но верно растущую общественную сознательность. Это касается и вопроса озеленения города, которое так важно для здоровья города. Я думаю, что огромную роль в этом играют соцсети, которые делают возможным оперативное распространение информации и общение. Благодаря им жители могут быстро и слаженно организоваться, чтобы выразить свой протест.

В Кракове, например, с таким заданием блестяще справились инициаторы акции защиты Закшувка. Это очень ценная зелёная зона вокруг залива, возникшего в результате затопления старого известнякового карьера, которая должна была быть частично застроена. Многочисленные демонстрации жителей города и акции с участием звёзд шоу-бизнеса привели к отмене решения о застройке и к началу общественных консультаций.

Стоит вспомнить и о действиях различных товариществ, например, «Разблокируй», которое активно участвует в решении проблем города и включении жителей в процесс принятия решений. Оно организует мастер-классы, в ходе которых знакомит непосвящённых с проблемами планирования городского пространства и призывает жителей разрабатывать собственные концепции того, как должен выглядеть и функционировать их район. Я считаю, что такая деятельность очень важна не только в контексте ревитализации, но и для всего процесса формирования гражданского общества.

KП: Как такие инициативы отражаются на действиях польских политиков?

ЭШ: К сожалению, отражаются не всегда, но, к счастью, всё чаще. Тем не менее, Закшувек – скорее исключение, многие решения были приняты несмотря на протесты. Например, был разрушен вокзал в Катовицах – это самое настоящее проявление варварства. В Кракове до сих пор не решена судьба таких зданий в стиле модерн, как гостиница «Краковия», которой грозит разрушение и замена на «лучшую» (читай – лучше окупающуюся). Тем не менее, сдаваться нельзя – то, как выглядят наши города, зависит в том числе и от нас, избирателей и граждан.