Eastbook

Польша была близка Высоцкому, а Высоцкий был близок Польше. Это была та эмоциональная связь, которая могла зародиться, наверное, только в непростые семидесятые годы – «безвременье», как окрестил этот период Высоцкий. И Высоцкий, и Польша ощущали это безвременье, и как в душе Владимира Семеновича, так и в душах миллионов поляков вызревал протест против того уклада жизни и той несправедливости, которую насаждал коммунистический строй. Этот протест прорывался в «Охоте на волков» у Высоцкого и в протестах 1970-го года в Гданьске. «Все не так, ребята!» — пел Высоцкий в песне «Моя цыганская», а Польша в 1976 году протестовала против решения правительства о повышении цен.

Высоцкий во второй половине семидесятых мог позволить себе больше среднестатистического жителя Советского Союза – выезжать во Францию или кататься по Москве на знаменитом синем «Мерседесе». Польша могла позволить себе больше других стран коммунистического блока – где еще можно было представить концерт Rolling Stones в 1967 в самом центре столицы коммунистической страны? А в Варшаве это было. И тем не менее, чем больше свободы позволялось, тем больше ее хотелось. И тем тошнотворнее был режим, стремящийся всех уравнять под один стандарт. И это стремление к свободе роднило Высоцкого с Польшей.

Польские мотивы довольно часто встречаются в творчестве Высоцкого, порой в фоновом режиме, как в песне «Она была в Париже», где Высоцкий поет:

«Я бросил свой завод,
Хоть в общем был не в праве,
Засел за словари,
На совесть и на страх.
Но что ей до того?
Она уже в Варшаве,
Мы снова говорим,
На разных языках.
Приедет, я скажу
По-польски «Проше пани»,
Прими таким как есть,
Не буду больше петь.
Но что ей до меня?
Она уже в Иране,
Я понял – мне за ней,
Конечно не успеть…»

Однако есть в творчестве Высоцкого и очень серьезные и глубокие размышления на польские темы. Так, в стихотворении «Дороги, дороги…», Высоцкий пишет о фактически табуированной в те годы в Советском союзе теме бездействия советских войск на подступах к Варшаве во время Варшавского восстания:

«В мозгу моём, который вдруг сдавило
Как обручем, — но так его, дави! —
Варшавское восстание кровило,
Захлебываясь в собственной крови…

Дрались — худо-бедно ли,
А наши корпуса —
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли —
Рвались, как один, —
И танкисты плакали
На броню машин…»

Творчество Высоцкого имело значение для Польши. Именно Высоцкий стал вдохновением для молодого Яцека Качмарского, чья песня «Mury» («Стены») стала одним из гимнов польского сопротивления в 80-е годы. Одной из первых песен Качмарского был вольный перевод «Охоты на волков» Высоцкого, который назывался «Obława». Есть также у Качмарского почти дословный перевод песни «Я не люблю» — «Nie lubię». Кроме того, в творчестве музыканта есть девятиминутная «Эпитафия Владимиру Высоцкому».

Память о Высоцком жива в Польше и сейчас. О связи Высоцкого с Польшей, о польских корнях Высоцкого, о его популярности и фестивалях памяти Высоцкого в Польше, мы поговорили с польским актёром, исполнителем роли Высоцкого в спектакле «Райские яблоки» в театре Polonia, организатором фестиваля имени Владимира Высоцкого, Евгеном Малиновским.

Александр Шевченко: Можно ли популярность Высоцкого в Польше в коммунистический период и сейчас назвать феноменом? Чем он был столь близок полякам в те времена и чем близок сейчас?

Евген Малиновский: Это безусловно феномен. Ведь культурный обмен со времен Аллы Пугачевой, Валерия Леонтьева, Марыли Родович, группы «Breakout» или Чеслава Немана уже давно закончился. И с тех времен – ещё самого Высоцкого живущего, и Окуджавы – большая-большая дыра, никакого культурного обмена вообще. И на фоне этого взаимного безмолвия между Россией и Польшей Высоцкий является по-прежнему очень популярным автором и поэтом современности. Хотя это может подтверждать и тезис, что Высоцкий стал уже классиком, а никакой народ, никакая государственная структура никогда ничего не имеет против классиков. Взять хотя бы Пушкина, Достоевского, Чайковского или же Шекспира, Мицкевича – всё по-прежнему является важным, актуальным и ценным. Высоцкий таким же образом стал ценным для мировой общественности.

АШ: Как вам кажется, какая именно часть творчества Высоцкого полякам ближе всего? Ведь у Владимира Семеновича было много ипостасей – это и блатные песни, и лирика, и песни протеста, и военные песни…

ЕМ: Прежде всего – правда, честность, откровенность, прямолинейность. Ведь он говорил все как есть, за словом в карман не лез. И вот эта отвага, бунтарство – это все является чертами его творчества и его характера, которые очень близки людям. Я, будучи артистом, понимаю и подтверждаю, что главным рецензентом творчества любого артиста является публика. Публика фальши не принимает. Конечно, если телевидение насилу «кормит» всех определенным артистом, то, естественно, найдутся те, кто и бездарей будет обожать и любить. Но концерты говорят за себя. Достаточно прийти на концерт и посмотреть, как люди реагируют, на кого ходят, а на кого не ходят. Публика является главной лакмусовой бумажкой для артиста. И творчество Высоцкого это подтверждает, ведь оно до сих пор является востребованным, важным и ценным для зрителей и слушателей.

АШ: Вы часто исполняете песни Высоцкого как в Польше, так и в России. Воспринимает ли публика Высоцкого по-разному? Нет ли такого, что для поляков это в первую очередь певец протеста, а для россиян – нечто другое?

ЕМ: Нет, в восприятии содержания и смысла его песен разницы я не вижу. Как россияне, так и поляки воспринимают Высоцкого одинаково. Единственная разница, которую я замечаю – это предубеждение российской публики, а чаще чиновников, от которых зависит, будет концерт или не будет. Эти предубеждение касается того, что Высоцкого может петь только Высоцкий. Но этот стереотип уже устарел, ведь уже появляются новые аранжировки творчества Высоцкого. Многие классики и философы говорили, что песня, после того как автор ее создал и она пошла в народ – уже народная песня. Конечно, автором остается Высоцкий, но эти песни принадлежат уже даже не народу одному, а народам. И поэтому надо гордиться и радоваться тому, что песни Высоцкого исполняют в разных жанрах во всем мире. Надо этому радоваться и этим гордиться, а не критиковать, что кто-то осмелился взять песни Высоцкого в свой репертуар. Вот это единственная разница. В Польше этого нет вообще. Даже наоборот – в Польше часто публика просит меня: «Пой на русском языке. Он лучше звучит на русском».

АШ: Известный факт, что в 1970 году в анкете, на вопрос «какая ваша любимая страна?» Высоцкий, помимо России и Франции, вписал Польшу. Почему Польша? Чем Польша была близка Высоцкому?

ЕМ: Есть несколько причин и они совершенно обоснованные и понятные. Во-первых, у него было очень много друзей в Польше. Еще когда он был невыездным, многие поляки приезжали в Россию и часто бывали и у него дома, и в театре. Они уже тогда обожали Высоцкого и как актера, и как исполнителя авторской песни и признавали его как поэта. Если помимо своего собственного народа его понимают и любят в других странах – это, конечно, окрыляет. В Польше, несмотря на запреты, поляки подпольно организовывали квартирники. И дома забиты были битком. Ежи Гофман рассказывал мне, что у него дома всегда проходил концерт, как только Высоцкий появлялся в Польше. И собирались люди в большом количестве. Эти концерты были тайные, неофициальные. Не разрешалось на этих концертах записывать ни на диктофон, ни на магнитофон. И даже был случай, когда еще молодой, 17-летний мальчишка Яцек Качмарский, на одном из концертов дома у Гофмана тайком хотел записывать на диктофон. Кто-то заметил, это дошло до Ежи Гофмана, и тот выгнал Качмарского из дома. Выгнал с этого концерта, ведь нельзя – значит нельзя.

Но главная причина, по которой Польша была близка Высоцкому – то, что у Высоцкого корни-то польские. Об этом не говорится до сих пор, мало кто об этом упоминает. Я думаю, что об этом стоит говорить, поскольку это важно. Я узнал о польских корнях, когда мне было 16 лет. В такие моменты что-то меняется у человека в голове, появляется множество вопросов, появляется какая-то жажда познания своих корней. У каждого по-разному этот процесс проходит. И я подозреваю, что у Высоцкого любовь к своей культуре, к родине, где он родился, к своей публике превосходили. Хотя терзания были, и он сам об этом и пел и писал. И одна из последних его песен – «Грусть моя, тоска моя» была спета впервые 14 июля 1980 года, за 11 дней до его смерти, ясно показывала его терзания и вопросы на тему того, как жить и что делать. Он не хотел эмигрировать в другую страну, потому что чужая культура, нет своей публики. Трудно судить, почему он не решился переехать в Польшу, а в России тоже жить не мог, поскольку публика была, а государство не хотело его признавать.И это одна из наиболее явных и весомых причин, почему среди самых важных для него стран была Польша.

АШ: Насколько глубоки были польские корни Высоцкого и почему об этом замалчивалось и замалчивается до сих пор?

ЕМ: Почему замалчивается трудно сказать. Это может быть и отношение к этому факту его семьи – его детей, ведь они являются главными диспонентами его наследия, мнения и информации выходящей о нем. Хотя в наше время любопытство журналистов настолько велико, что даже без разрешения родственников можно такие следствия проводить. Я не был никогда журналистом, но я учился в актерской школе и моя дипломная работа была о Высоцком. Вы знаете, у актеров-мужчин обычно мечта сыграть Гамлета, у меня с детства была мечта сыграть Высоцкого. И эта мечта сбылась здесь в Польше, в театре Polonia, где я исполнил главную роль в спектакле «Райские яблоки». Работая над ролью и дипломной я перекопал много источников, много разной информации. И из этих источников мне известно, что дедушка Высоцкого – Вольф Шлиомович Высоцкий был профессором, преподавал в Люблине. Преподавал также в странах Балтии. В его семье говорили по-латышски, по-русски, по-польски, по-французски. Неизвестно что именно произошло с семьей Высоцкого, но они оказались в России. И когда в 1917 году все сломалось, развалилось, разделилось, семья Высоцкого осталась в России.

АШ: Помимо прочего Вы являетесь организатором фестиваля песни и поэзии Высоцкого. Расскажите об истории фестиваля, участниках и его миссии.

ЕМ: Идея создания фестиваля возникла, когда я играл роль Высоцкого. В тот период я встретился с очень многими исполнителями Высоцкого, пересмотрел множество материалов. Я всё больше и больше узнавал о Высоцком и убеждался, что фестиваль Высоцкого должен существовать.

В Польше первый и единственный в Польше музей Высоцкого в Кошалине основала Марлена Зимна. Она в рамках своего музея проводила также Международный фестиваль документальных фильмов о Высоцком. Я был однажды приглашен в качестве исполнителя. Там я узнал о разных переводах и научных работах людей из других стран, занимающихся Высоцким. Марлена Зимна проделала колоссальную работу, собирая вокруг себя специалистов и почитателей Высоцкого со всего мира.

Этот фестиваль вдохновил меня на создание музыкального Фестиваля песни и поэзии Владимира Высоцкого. Мы создали Фонд сближения культур и начали делать Фестиваль Высоцкого и Фестиваль сближения культур. Эти два фестиваля стали главными задачами нашего фонда.

Идея фестиваля — исполнение произведений Высоцкого на разных языках. Мы стараемся приглашать исполнителей, поющих Высоцкого на разных языках. Ещё одна из целей фестиваля – чтобы он мог стать стартовой площадкой и вдохновением для начинающих исполнителей. Потому в рамках фестиваля мы создали конкурс исполнителей Высоцкого – его стихотворений или песен, неважно на каком языке, но это должно быть произведение Высоцкого.

Сам фестиваль стал уже фестивалем имени Высоцкого. Его название – «По тропам Высоцкого — песни привередливые». Мы приглашаем также исполнителей авторской песни, чье исполнение по нашему мнению близко мироощущению Высоцкого.

Кроме того, все эти годы проходил также фестиваль «Володя под Шчелинцем» во Вроцлавском воеводстве в гмине Радков. Я бывал на этом фестивале и как исполнитель, и как член жюри. Организатора этого фестиваля, Януша Каспровича, мы также приглашали к нам как исполнителя и члена жюри. Мы дружили все эти годы с этим фестивалем. И мы в рамках доброго сотрудничества договорились, что его фестиваль проходит летом – 25 июля, в день смерти Высоцкого, а мой – 25 января, в день рождения музыканта. И так продолжалось многие годы, уже по 8 выпусков фестивалей прошли, а сейчас, на последнем фестивале произошёл исторический момент в нашем сотрудничестве – мы объявили об объединении наших двух фестивалей. Теперь мы существуем под одним названием – Фестиваль имени Владимира Высоцкого. И есть два выпуска фестиваля – летний и зимний. Летний выпуск называется «Володя под Шчелинцем» и проходит недалеко от Вроцлава, а зимний выпуск называется «По тропам Высоцкого — песни привередливые» и проходит в Варшаве. Таким образом, объединяясь, мы продолжаем сотрудничать.

Закончить хотелось бы стихотворением, которое Владимир Высоцкий написал в 1973 году, после того, как впервые попал в Варшаву. Это стихотворение так и не было исполнено Высоцким, однако наш собеседник, Евген Малиновский, несколько лет назад наложил это стихотворение на музыку, и получилась замечательная песня под названием «Эх, Варшава!», которая вполне может резюмировать очень теплое отношение Владимира Высоцкого к Польше и Польши к Владимиру Высоцкому.

«Лес ушел, и обзор расширяется,
Вот и здания появляются,
Тени нам под колеса кидаются
И остаться в живых ухитряются.

Перекресточки — скорость сбрасывайте!
Пани, здравствуйте! Паны, здравствуйте!
И такие, кому не до братства, те
Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!

Я клоню свою голову шалую
Пред Варшавою, пред Варшавою.
К центру — «просто» — стремлюсь, поспешаю я,
Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.

Вот она, многопослевоенная,
Несравнимая, несравненная, —
Не сравняли с землей, оглашенные,
Потому она и несравненная.

И порядочек здесь караулится:
Указатели — скоро улица.
Пред старушкой пришлось мне ссутулиться —
Выясняю, чтоб не обмишулиться,

А по-польски то знания хилые,
А старушка нам: — Прямо мол, милые! —
И по-прежнему засеменила и
Повторяла все: — Прям-прамо милые…

Хитрованская Речь Посполитая,
Польша панская, Польша битая,
Не единожды кровью умытая,
На Восток и на Запад сердитая,

Эх, Варшава — мечта моя давняя, —
Оскверненная, многострадальная,
Перешедшая в область предания, —
До свидания, до свидания…»