Eastbook

Несмотря на все сложности и споры, польская восточная политика после 1989 года опирается на идеи и постулаты, сформулированные авторами «Культуры». Любое инакомыслие свойственно лишь политическим диссидентам. Стоит вспомнить хотя бы критику литовского правительства со стороны министра Радослава Сикорского, или ситуацию вокруг телеканала «Белсат». Однако, несмотря на политические разногласия, среди экспертов существует некий консенсус. Он основан на поддержке стран УЛБ (Украины, Литвы и Беларуси), суверенитет которых является гарантией независимости Польши. Россия, утратившая свое влияние в этих странах, теряет свой статус империи, тем самым является менее опасной для Польши. Конечно, это в кратком изложении.

«Культура» и Реальная политика

Ценой поддержки идей эмигрантского журнала для Польши стали некоторые уступки: ей пришлось отказаться от «ягеллонской идеи» (которую только поляки не считают имперской), признать право восточных народов на самоопределение, отказаться от Вильнюса и Львова. Еще во времена Польской народной республики эти тезисы казались спорными и радикальными. Однако сейчас их поддерживают многие эксперты, занимающиеся Восточной Европой. И правильно делают.

Пытаясь дискредитировать линию «Культуры», ее представляют как идеалистическое стремление демократизации стран Восточной Европы, хотя эта миссия с самого начала обречена на провал. Сторонников Гедройца называют идеалистами, которые руководствуются лишь гуманистическими ценностями. Создается впечатление, что и “восточные мечтатели” сами в это поверили, однако это большое заблуждение. В «Культуре» никогда не ставили под сомнение роль идеи, но всегда подходили к делу с политическим прагматизмом.

Политические журналисты, которых объединил центр в Мезон-Лаффит (именно в этом городе находится резиденция польского «Литературного института», основателем и руководителем которого до 2000 года был Ежи Гедройц — ред.), старались бороться с польской склонностью к романтическому идеализму и громким фразам. Юлиуш Мерошевский, один из ведущих авторов упомянутой концепции восточной политики, писал: «Несмотря на всю ненависть к Востоку, мы демонстрируем непреодолимую склонность к оперированию идеологическими критериями, что является типичной восточной чертой» (Mieroszewski J., ABC polityki «Kultury», [w:] «Kultura», 1966, nr 3, s. 41).

В нынешнем восприятии «Культуры» видна склонность к преувеличениям и ошибочным сравнением ее с реальной политикой («realpolitik») в восточном направлении. Идеи Гедройца, с ее масштабными слоганами и возвышенным гуманизмом, не может ужиться с реальной политикой — той, которая имеет большие шансы быть осуществленной.

Но именно публицисты «Культуры» определяли свою концепцию как вполне реалистичную, как realpolitik! Мы не выбираем между программой прометеизма и программой переговоров с Советским союзом, потому что у нас нет такого выбора. Мы выступаем в поддержку программы по освобождению народов, порабощенных Россией — не из-за своего романтизма, а потому, что другого пути у нас нет и де-факто никогда не было. (Mieroszewski J., Polska „Ostpolitik”, [w:] „Kultura”, 1973, nr 6, s. 70). Идеализм, демократия, гуманизм — все эти ценности не являются причинами выбора этой концепции. Задумываясь над новой формой восточной политики, авторы «Культуры» подходили к выбору очень прагматично.

Вечная империя

В связи с войной на востоке Украины, поляки снова почувствовали угрозу со стороны России. После попытки «перезагрузки» отношений с Российской Федерацией, последующие польские правительства соревнуются в институциональной русофобии на двустороннем уровне. Если оправданность «холодных отношений» между Москвой и Варшавой можно ставить под сомнение, то негативное влияние антироссийских сигналов на польское общество и востоковедов — бесспорно.

Давайте посмотрим хотя бы на то, как понятие «российского тролля» взяло верх во всех обсуждениях тем, связанных с Восточной Европой, в Интернете. Стоит только сделать шаг от «правильного» пути дискуссии, чтобы в глазах оппонента стать «проплаченным агентом Кремля». Кроме того, это же только «российские тролли» вмешиваются в польско-украинские отношения. В противном случае, мы бы уже давно смогли договориться!

Русофобия освобождает нас от собственных ошибок и позволяет принять искаженный образ действительности. На первый план выходит польская обида, которая проявляется в чувстве превосходства над россиянами. Поляки хоть и стремятся быть Западом, но их взгляды на мир за Бугом отдаляют их от Европы: Ни в чем мы не являемся настолько восточными, как в нашем отношении к России, — писал Мерошевский.

Нынешняя российская власть — кремлевская элита во главе с Путиным — считается воплощением очередного самодержавия. Но это уже более современное воплощение, которое непрерывно существует: от белой, через красную и до путинской царской власти — можно перефразировать название известного труда Кухажевского. Такое видение Российской Федерации присутствует не только в СМИ, но и на совещаниях и конференциях экспертов.

Ошибка Дмовского

Конечно, речь не идет о том, чтобы представлять Россию как демократическое правовое государство в западном понимании, это была бы откровенная ложь. Но уже в течение некоторого времени допускается существенная ошибка, которая влияет в целом на понимание и подход к отношениям с Россией. На это обратил внимание и Мерошевский, комментируя работы Романа Дмовского. Главный идеолог национал-демократов в своих письмах — сто лет назад! — агитировал за диалог с Россией и выход за рамки зоологической ненависти к русским.

Но Дмовский не смог предотвратить значительных упрощений, которые в наше время становятся еще сильнее. «Первородная ошибка Дмовского», как называл это Мерошевский, заключалась в том, что вся Россия отождествлялась лишь с царской властью и правящей верхушкой. Простое уравнение: Россия=политический истеблишмент, которое наследники Дмовского применяли и в коммунистической эпохе, когда большевистская партия стала олицетворением всей России.

Это ошибочное восприятие функционирует и сейчас в результате двух убеждений: во-первых, что нужно найти общий язык не с российским народом и обществом, а с политическими элитами, а во-вторых, что тоталитаризм и империализм в России — явление вечное, поэтому и не стоит разговаривать ни с царями, ни с Хрущовыми, потому что демократического правительства в Москве не будет никогда (Там же , с. 69). Это слова, написанные еще в 1973 году, к сожалению, по-прежнему не утратили своей актуальности.

Откуда это взялось? Почему такой подход не удалось победить в эпоху Интернета и независимых СМИ? Ведь хотя бы в польском нарративе очень четко разделяют политику Лукашенко и жителей Беларуси. Всегда подчеркивается несогласие с режимом и решениями Минска, даже если белорусская оппозиция слабая. Но в случае России, леность антипутинских политиков доказывает неопровержимый аргумент — высокий уровень поддержки Путина среди населения. К тому же, никто не говорит о специфике проведения подобных соцопросов в странах с ограниченными гражданскими свободами, таких как Россия. Да и о том, как проводят выборы в России, никто не вспоминает.

О протестах российского общества — хоть в 2011 году, хоть сейчас — в польских новостях говорят лишь в момент самих событий, после чего быстро об этом забывают. Протесты против коррупции, на которые в марте нынешнего года вышли российские граждане в 82 городах страны, оказались не слишком интересными для СМИ. Конечно, лучше рассказывать о правящей верхушке и о новых кадровых перестановках во внешней политике.

Поздние внуки

Так, как когда-то «забальзамировали» идеи Пилсудского и Дмовского, так сейчас пытаются «мумифицировать» взгляды парижской «Культуры». «Больше всех преуменьшают заслуги создателей политических доктрин их «поздние внуки». Они вкладывают в уста лидеров те высказывания, которые никогда бы не были ими произнесены, если бы они еще жили», — писал Мерошевский, не зная, что и его ждет такая участь.

Ни сам Гедройц, ни его издание никоим образом не поддерживали антироссийскую программу. Помощь странам УЛБ не подразумевает русофобии. Редакция «Культуры» боролась против российского империализма, что не тождественно российскому обществу. Они пытались выйти за рамки, созданные польскими комплексами и обидами, чтобы иначе взглянуть на Россию — не как на страшную тоталитарную страну, а как на часть Европы. Прагматизм подсказывал, что любая борьба, учитываю разницу потенциалов России и Польши, заранее обречена на проигрыш польской стороны: Потому что нельзя ее (Россию — Ф.Р.) победить, с ней нужно договориться, но договориться совместно с народами УЛБ, а не в обход их интересов.

Редактор из Мезон-Лаффит верил в идею демократической России — и не потому, что был демократом-идеалистом. Он знал: чем дольше Россия находится вне Европы, тем больше будет становиться империей, несущей опасность для Польши. Единственным способом избежать конфликта с такой Москвой является сервилизм и статус вассала.

Политика не может строится на обидах и комплексах — это прекрасно понимали Мерошевский и Гедройц. Их концепция, сколько бы «реалисты» не описывали ее как слишком идеалистическую и нереальную, до боли логична и прагматична. Поэтому удивляет столь упрощенный образ России, которая воспринимается только как тоталитарное государство, в котором ничего не происходит без ведома Кремля. Может быть это польский способ профилактики, который компенсирует нам нашу отдаленность от Запада и все беды, причиненные Россией? Отвечу на этот вопрос снова цитатой из текстов Мерошевского: «Те господа, которые утверждают, что все русское — плохое и заслуживает презрения, являются проблемой для врачей- психиатров, а не для политики» (Там же , с. 69).