Anna Maria Dyner podczas Europy z widokiem na przyszłość; Dawid Linkowski / Archiwum ECS
Светлана Овчарова: Во время недавнего саммита НАТО, который состоялся 25 мая, Россию неоднократно называли главной угрозой для стран НАТО. Это подчеркнули в своих выступлениях Дональд Трамп и Йенс Столтенберг. Каким образом такие опасения и обвинения может использовать Россия?
Анна Мария Дынер: Это своего рода стиль «вопрос-ответ» или «обвинение-ответ». Такой процесс длится не один год. Конечно, Россия подчеркивает, что ее деятельность является лишь ответом на действия НАТО, которые становиться все более агрессивными. Ведь именно НАТО укрепляет свой восточный фланг, что, с точки зрения России, противоречит «Основополагающему акту Россия — НАТО о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности»1997 года. Россияне подчеркивают, что именно НАТО все активнее проводит милитаризацию, а Россия лишь поддерживает темп, чтобы идти в ногу с Альянсом, а все действия Москвы носят лишь оборонительный характер. Вот только на самом деле все наоборот. С 2009 года мы может наблюдать активную милитаризацию России. Это результат реформы министра обороны Анатолия Сердюкова. С тех пор на милитаризацию выделяются значительные средства. Изменения коснулись структуры вооруженных сил, было увеличено количество современного оборудования. И эта техника предназначена не для защиты, а для нападения.
Еще одним примером может быть отношение России к Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (от 500 до 5500 км). У НАТО есть серьезные подозрения, что Россия этот договор нарушила, поскольку ракетные комплексы «Искандер» были приспособлены к использованию ракет системы «Калибр» как с обычными, так и с ядерными боеголовками.
Четко видно, что именно Россия — страна, которая стремится к милитаризации и использует ее как важную часть своей внешней и внутренней политики.
Можно ли говорить о гонке вооружений НАТО и России?
Не совсем. Стоит посмотреть хотя бы на данные, опубликованные Стокгольмским институтом исследования проблем мира. Мы видим, что де-факто лишь в 2014 году страны НАТО перестали думать о сокращении военных расходов, сокращении армии и военной техники. Только после аннексии Крыма и начала войны в Донбассе страны-члены НАТО начали увеличивать инвестиции в свои вооруженные силы.
Россия тратит около 4,5% от ВВП на вооружение, а среди стран НАТО только 5 государств тратят на оборону 2% от ВВП. Смотря на эти цифры становится ясно, что никакой гонки вооружений нет. НАТО не может себе позволить отставать от России в боеспособности и действия Альянса направлены именно на это. Приведу пример: в Польше и странах Балтийского моря на ротационной основе были размещены три бригады НАТО, в то же время Москва приняла решение разместить вдоль своей границы с Беларусью и Украиной три дивизии. Это существенное различие, с точки зрения оценки военного потенциала. Кроме того, ранее Россия вышла из Договора об обычных вооруженных силах в Европе.
НАТО занимает лишь оборонительную позицию?
В значительной мере — да. Это связано с тем, что НАТО сталкивается с рядом проблем. Даже во время недавнего саммита 25 мая стало ясно, что преобладают два вопроса: вопрос о военном потенциале и о присоединении НАТО к борьбе против т. н. Исламского государства. На южном фланге Альянса тоже есть существенные проблемы. Очевидно, что Россия не доминирует в дискурсе НАТО, хотя и является значительной угрозой для многих стран Североатлантического альянса.
Если мы говорим о борьбе с терроризмом, то в данном вопросе, по крайней мере на уровне заявлений, интересы России и НАТО схожи. Так ли это на самом деле?
Проблема заключается в том, что, проанализировав детали, мы можем увидеть: никакого сходства нет. Даже в Сирии интересы США и России абсолютно разные. Россия поддерживает режим Башара аль-Асада, в то время как американцы утверждают, что аль-Асад должен покинуть свой пост. Если бы у них были общие интересы, то, мне кажется, эти государства уже давно бы договорились. Конечно, они находят общий язык, если речь идет о военных вопросах, поскольку все стремятся избежать эскалации конфликта и такой ситуации, как была осенью 2015 года, когда Турция сбила российский истребитель. Именно поэтому во время атаки на сирийскую базу США предупредили Россию и россияне эвакуировали всю свою технику.
Россия очень хотела бы сотрудничать в этой области, поэтому убеждает страны-члены НАТО, что нашей общей целью является борьба с т. н. Исламским государством. Это было хорошо видно в 2015 году после теракта в Париже и в 2016 году после событий в Брюсселе, когда Россия подчеркивала свою готовность объединить силы в борьбе против терроризма.
Говоря об отношениях России и НАТО, а также России и Европейского союза в других аспектах, не только военных, нельзя не вспомнить об экономических вопросах и проблеме санкций. Как Вы думаете, как будет развиваться сотрудничество России с Западом в этом вопросе?
Конечно, Россия хотела бы, чтобы Европейский союз отказался от политики санкций. С одной стороны, добиться этого очень просто, ведь для отмены санкций необходимо, чтобы одна из стран ЕС выступила против такой политики. С другой стороны, России будет трудно получить желаемое, ведь Москва не сделала ничего, чтобы можно было хотя бы говорить об отмене санкций. Стоит отметить, что санкции были введены по двум причинам: аннексия Крыма и сбитый малайзийский «Боинг» в небе над Донбассом. Кроме того, Россия не выполнила ни одного пункта минских соглашений и ЕС потерял бы авторитет и возможность каким-либо образом влиять на какую-либо страну, если сейчас откажется от политики санкций. Стоит подчеркнуть, что санкции не связаны с минскими соглашениями, но касаются территориальной целостности Украины.
Можно ли ожидать каких-либо изменений или прогресса в вопросе минских соглашений и встреч в нормандском формате?
Все прекрасно понимают, что без согласия России ничего не изменится. Если посмотреть на минские соглашения, то можно заметить, что все пункты идут в очень логической последовательности: сначала прекращение огня и отвод тяжелых вооружений, потом восстановления полного контроля над государственной границей со стороны правительства Украины и только после этого следуют политические пункты, связанные с местными выборами в Донбассе. Если украинское правительство не будет осуществлять территориальный контроль над этим районом, то трудно говорить о возможности каких-либо выборов. Контроль же возможен лишь после вывода тяжелого оружия и обеспечения пограничного контроля со стороны Украины.
Россия, в свою очередь, иногда утверждает, что не имеет ничего общего с минскими соглашениями, а иногда говорит о том, что соглашения не имеют четкой последовательности.
В 2018 году в России состоятся президентские выборы. Ожидает ли Европейский союз каких-либо политических изменений в Кремле?
Никто в ЕС даже не надеется, что победителем на этих выборах будет не Путин. Победа нынешнего лидера означает, что никаких изменений как во внешней, так и во внутренней политике в России не будет.
Революционный сценарий тоже маловероятен. Даже если мы посмотрим на протесты, которые состоялись в разных городах России 26 марта, то увидим, что, с одной стороны, они прошли во многих городах по всей стране, но, с другой стороны, их масштаб незначителен. Это капля в море. В свою очередь, социологические исследования показывают, что россияне думают о том, как заработать и выжить, но не о том, как свергнуть нынешнюю власть.
Решится ли Путин на новые военные действия в Донбассе и эскалацию конфликта еще перед президентскими выборами или российский лидер подождет результатов?
Я сомневаюсь, что Москве выгодны какие-либо новые действия в Донбассе. Они уже там находятся. Дестабилизируют ситуацию в Украине? Да. Заблокировали возможность присоединение страны к НАТО? Да. Каждое последующее участие России в этом конфликте лишь показывало бы Западу, что о сотрудничестве не может быть и речи. Мне кажется, что Путин будет стремиться заморозить этот конфликт вне зависимости от результатов выборов.
